16+
3 часа с антрактом
Спектакль актерского курса Л. Б. Эренбурга в РГИСИ (выпуск 2017 года), с некоторыми изменениями вошедший в репертуар НДТ. Глыба романа Достоевского расколота создателями на горсть этюдов –дерзких, острых, гротескных, преисполненных вулканической страсти, юмора, трюков, но собранных, нанизанных при этом на живую нитку психологического театра. У этого спектакля не повествовательный ритм, здесь нет чтения вслух, морализаторства и красивых поз. В нем – энергия несущейся тройки, молодецкая удаль и красота, сила и смелость, и даже в молчании – звон и дрожь. Это спектакль не столько о Боге, сколько о черте, о соблазне, о бездне греха, о потере себя. И конечно, о любви, запредельной и всепобеждающей, ибо, какая бы она ни была, жизни без нее нет.
Онлайн-дневник театрального фестиваля Достоевского: торжество контакта
В Великом Новгороде и Старой Руссе стартовал ХXIV Международный театральный фестиваль Ф.М. Достоевского. Онлайн-дневник фестиваля на «ВНовгороде.ру» ведёт поэт, перформер, руководитель перформанс-группы «Омлет для любимой женщины» Яна Лебедева.
XXIV фестиваль Ф.М. Достоевского – конечно, фестиваль вопреки. Ноябрьские просмотры стали для нас чем-то уже традиционным, тем более странно представлять себя в этой точке уже другим, перепрошитым: «Вот если бы нам в прошлом году показали нас сейчас». Мы сейчас – сплошная дистанция, скрытая половина лица.
В это время первый спектакль фестиваля, «Братья Карамазовы» от Санкт-Петербургского Небольшого Драматического театра – торжество контакта. Бесконечный обмен жидкостями, смотришь – и не веришь. Действия, раньше казавшиеся вполне будничными, теперь кажутся почти экзотическими. Актёры смачно плюются, пьют из одних стаканов, долго целуются, облизывают друг друга, и в этом заключена такая красота, которая как в приведенных в фестивальном трейлере словах Достоевского «не только страшная, но и таинственная вещь». Это физичность, которая способна притягивать и отталкивать одновременно. Высшая точка физичности в спектакле – история Лизаветы Смердящей, соединившая в себе сцену и зачатия, и рождения.
Спектакль, выросший из студенческой работы, — это субъективная версия «Братьев», в которых Алеша – практически греческий бог, умеющий и Pole-dance, если потребуется, а Смердяков – практически метросексуал. Добавлю — метросексуал, к которому испытываешь большую симпатию – до чего трогательной видится сцена, когда он наносит духи на запястья или наливает чай перед тем, как открыть дверь.
В работе НеБДТ очень много иронии, и не всегда понимаешь, где ирония, а где – искренняя любовь к персонажу, попытка его реабилитировать и очеловечить настолько, насколько это возможно.
Организующим элементом пространства здесь выступает столб, по которому стучат, взбираются, на котором любят и вешаются. Вокруг столба и собираются братья в последней живописной сцене (уверена, что к ней есть точный ренессансный референс, но я не могу его найти), фотография которой до спектакля, судя по всему, вызвала какие-то неоднозначные реакции. Почему может отталкивать физичность? Мне – непонятно, но это очень интересный вопрос для исследования. Когда-нибудь, возможно, мы к нему вернемся.
Источник: сетевое издание "ВНовгороде.ру" (https://vnovgorode.ru/obshchestvo/30651-torzhestvo-kontakta.html)
Смотрим с «НВ»: «Братья Карамазовы» театра-студии «Небольшой драматический театр» из Санкт-Петербурга
Автор: Мария Клапатнюк
Есть у меня простое, но удивительно верное мерило увиденного на сцене театра: выходишь из зала сам не свой от испытанного, значит театр состоялся. Вот так просто.
Далее могут быть часы рассуждений вслух или про себя на тему «понравилось – не понравилось», выяснения нюансов, поиски смыслов, ответы на вопрос: а что имелось ввиду? Но всё это для непрофессионала – вторично, главное же просто – бессовестно перетряхнули тебя за те часы, что ты провёл в кресле или аккуратненько оставили в покое.
Театр-студия «Небольшой драматический театр» из Санкт-Петербурга со своими «Братьями Карамазовыми» выбирает первый вариант и с задачей справляется блестяще.
Вокруг деревянного столба, центра мира, столпа, если хотите, нездоровым мороком кружится серия зарисовок, выхваченных из основательного текста Фёдора Михайловича.
Сам столб – предмет знаковый. Это место и позорной казни, и страстного удовольствия. Тут и Голгофа, и эшафот, и граница всех миров, и матица в славянском жилище, которую не перейдёшь, не отдав поклона. У столба на невидимой цепи околачивается увалень Карамазов-старший, страшный медведь с безумными, пустыми глазами.
Действие спектакля развивается не линейно: на месте остаются хрестоматийная «басня о луковке», «возьму я да вашу ручку и не поцелую», на месте предвидение скорой падучей и спор о том, есть Бог или его нет. Великого Инквизитора нет вовсе, зато есть Америка, в которой наши убежавшие герои только и могут выдавить из себя «Креста хочу!».
Акценты в сценах расставлены так, что Карамазовы будто сами на себя не похожи.
Ручаюсь, что вы ещё не видели такого земного и живого, грешного такого Алёшу. Одержимую и буквально безумную Лизу. Обаятельного, потерянного и до слёз жалкого Смердякова.
Ни один из персонажей, созданных «Небольшим драматическим театром», не сойдёт за неприметного или хотя бы привычного.
Наоборот, бурлящие на сцене эмоции будут регулярно переливаться через её край и накрывать зрителя с головой – пугающей откровенностью и реальностью происходящего. Ей-богу, к этому нужно подготовиться.
Нужно быть готовым к тому, что из сочетаний несочетаемого: запаха колбасы и апельсинов, долгих поцелуев, приступов эпилепсии, запачканных тушью глаз, застрявших в горле слов так и попрёт наружу натуральная карамазовщина. Тем более страшная, что местами до одури обаятельная. Подмявшая под себя и Инквизитора, и Зосиму, и Бога, двинувшаяся дальше…
В общем, есть ощущение, что в этом году организаторы фестиваля пошли с козыря. Спасибо им за это.
Источник: сайт газеты "Новгородские ведомости" (https://novvedomosti.ru/news/culture/66923/)
ТРИДЦАТЬ ТРИ ПОДЗАТЫЛЬНИКА
Роман «Братья Карамазовы» Ф.М. Достоевского как шанс увидеть то самое нелепое и очаровательное, что делает человека человеком. В сценическом сочинении Льва Эренбурга и Вадима Сквирского в Небольшой драматический театр Льва Эренбурга самые любимые сцены из романа живут совершенно другой жизнью. Истеричность и восторженность героев превращена в стремительное, болезненное существование на грани бреда и выздоровления. Это захватывающее исследование человеческих импульсов в парадоксальных ситуациях с налетом лукавой мистики вслед за писателем.
В этой работе есть всё, за чем хочется приходить в НеБДТ и растворяться в его жестоких и милосердных мирах. И в то же время остается молодежная удаль, блаженное несовершенство, бунтарская незавершенность. Неизменно упоительные Татьяна Рябоконь, Вадим Сквирский, Константин Шелестун играют чуть ли не микроскопические роли, позволяя молодому составу резвиться и соревноваться между собой. Героям романа возвращен их возраст, совершенно несопоставимый с юностью из-за груза страстей и афористичности мышления. И молодежь всю эту афористичность сохраняет, но отдает на откуп беззаботной театральности, а сама, как в омут, бросается в страсть жить и любить жизнь.
Когда начинаешь говорить об этих «Братьях Карамазовых», хочется всё время быть от противного. Где тот злой и умный сатир Федор Павлович Карамазов? Константин Шелестун играет вечно пьяного медведя с апоплексически выпученными глазами (и в одной из сцен сыновья его откачивают после приступа). Он не гадок, но жалок, как опустившийся, выродившийся человек, уже беспомощный и требующий заботы, сыновьего долга. Рваный тулуп на голое неповоротливое тело делает его похожим на умирающего зверя. Может потому и достаточно всего лишь хлопка по темечку Смердякова, чтобы убить Федора Павловича.
Дмитрий Карамазов (Александр Белоусов) чуть ли не интеллигентнее своего брата Ивана. Он всего лишь раз набрасывается на своего отца, но даже в пьяном угаре в нем видна офицерская стать, незадушенное благородство. А несколько потерянный, трогательный Иван (Даниил Шигапов) всё время попадает в неловкие ситуации, не подозревая, как слово его отзовется.
Очень подробно проработан Смердяков. Кажется, из романа взято всё, что связано с этим персонажем. Даже воплощена трагически-пикантная история его рождения. С физиологическим правдоподобием и поэтической приподнятостью, как умеют в этом театре, показано изнасилование Елизаветы Смердящей (маленькая и атмосферная роль Екатерины Кукуй), переходящее в смертельные роды. Стремление Смердякова занять равное место в семье не новое для сценических интерпретаций романа. Но у Дмитрия Честнова он лишен лакейства и отвратительного цинизма. Мальчик, который кокетливо занимается готовкой и украдкой наносит духи, вынужден интриговать. И он настолько любит Ивана и восхищается им, что небрежно брошенное слово по поводу бытового действия разжигает в Павле способность убийства.
Но главной «звездой» братского квартета стал, конечно, Алексей. Атлет Михаил Тараканов с мощной шеей в монашеской рясе двигается как восточный воин. Коротко стриженная голова добавляет какой-то зашкаливающей брутальности и витальности. Он верит в Бога как пацан, защищающий свой двор. И потому его приход в мир сопровождается бесконечной вульгарной пьянкой. Он дал волю карамазовщине в себе. Этот Алексей пришел из разухабистой, шальной русской действительности, живущей и принимающей решения во хмелю, с удалью музыки Чайковского из «Лебединого озера», сцепленной с цыганскими песнями. Нищая, отчаянная, падкая на блуд молодецкая удаль с внезапно просыпающимся чувством справедливости и собственного достоинства.
Женский состав спектакля тоже весь состоит из самоироничного кокетства, когда можно играть в соперничество, взбалмошность, капризность. И быть готовой на жертву ради мужчины, другого человека, когда приходит беда. Ничего загадочного и парадоксального нет в Катерине Ивановне (Анна Шельпякова), Грушеньке (Нина Малышева), Лиз Хохлаковой (Вера Тран). Зато есть исключительная красота и невинность. Отдельно стоит сказать о трактовке образа Лизы. Вроде бы зритель видит традиционную девушку-инвалида с психопатической жаждой разрушения. Но в этой Lise есть родное Алексею желание возвыситься, взлететь, воплощенное буквально, в неоднократных тренировках, попытках встать.
Потрясающе, сколько раз за время спектакля подбирались к физической близости, с оголением, вульгарным залезанием под юбку, но каждый раз остановка, гордая и целомудренная. Людям, которые щедро, будто в площадной комедии, раздают друг другу оплеухи, нужен совсем другой контакт. Падения, столкновения, конвульсии, хрипы и рыдания переходят грань изобразительности и становятся угрожающе натуралистичными. Объятия, поцелуи, желание близости переходит в поиски Бога, духовности и страдания. Сценограф Полина Мищенко создала платформу-эшафот с позорным столбом посередине. С акробатической легкостью братья по этому столбу пытаются выбраться из своего дна, но неизменно срываются под иронично взывающее к небесной красоте «Lascia la Spina» Генделя. Пластический этюд Алексея, иллюстрирующий рассказ Ивана о забавах турков, исполняется с немыслимым цирковым искусством и в то же время лирической мощью способен растрогать до слез. К столбу, будто христианских мучеников, «приковывают» себя все ключевые герои. «Креста хочу» - звучит как горделивый вызов, то самое «достоевское» стремление к страданию. Но прощение и оправдание приходит не через экзальтацию и покаяние, а именно через способность жить вопреки.
Упоительные юмористические находки, иногда чуть ли не эстрадные, но по большей части найденные в экспрессивных телесных импульсах, пристальное внимание к физиологическим проявлениям и отправлениям создают спасительный гротеск. И снова приходит на ум эшафот-площадь. Герои изъяты из домашней обстановки и разыгрывают свою мелодраму с традиционными трюками, но погрузились в правдоподобие так, что не за горами то самое «la commedia è finita».
Сны и видения, припадки за рамками реплик, протяжно и достоверно сочиненные сцены невербального общения направлены на оправдание каждого из ключевых персонажей. Они должны вызвать сочувствие к убогим и наивным созданиям, которые учатся жить.
И балетно-саркастический финал, знаменующий то ли возвращение к младенчеству как мечту о рае, то ли духовное перерождение братьев Карамазовых ставит эмоционально удобную, но всё же какую-то конформисткую точку в тех поисках, которые велись на протяжении трех часов на сцене.
Источник: блог Сергея Козлова #ХроникиДостоевского (https://www.facebook.com/blackgrifon/posts/4593950354010478)